НЕУЛОВИМЫЙ "БРАНДКАСТ"

1.

...Зимой 1998 года один знакомый Кешковского из Новгорода прислал ему отпечатанный на пишущей машинке филателистический прайс-лист, содержимое которого способно надолго вывести из душевного равновесия любого филателиста. Вернее, это были только три страницы оценочной ведомости, составленной на голландском языке и включающей в себя часть чьей-то коллекции почтовых марок Индии, Цейлона, Китая и других восточных государств от самых первых выпусков и заканчивая 1914-м годом. На полях выцветшими чернилами от руки были сделаны многочисленные пометки, из которых филателист заключил, что коллекция в основном состояла из негашеных марок, но в ней имелось также изрядное количество прошедших почту конвертов и открыток, что автоматически повышало ее стоимость в несколько раз. Поляк пролистал свои каталоги и убедился в том, что коллекция (если только она существовала) представляет собою самое настоящее богатство, недоступное даже Ротшильдам... Ведь только за несколько марок из ее числа - индийскую негашеную серию 1852 года выпуска, цейлонскую 1857-го и китайскую 1897-го в нынешние времена от любой филателистической фирмы можно было бы получить наличными более миллиона долларов. Из сопроводительного письма явствовало, что листы эти были обнаружены во время войны в кармане одного из убитых гитлеровских офицеров. При немце были найдены еще несколько марок, по-видимому, ценных, но они со временем утерялись, и установить, что это за марки, ныне не представлялось возможным. Однако имя офицера сохранилось. Им оказался майор СС Отто Дитрих из Коттбуса.

Полученная информация заставила поляка крепко задуматься. Наличие в филателистических кругах сохранившейся негашеной индийской марки 1852 года выпуска достоинством в 1/2 энни (или 95 пайсов) розового цвета специалистам неизвестно и до сих пор, между тем этот уникум, не поддающийся разумной оценке, в найденной описи фигурирует! Но если есть ОПИСЬ, то должна быть и САМА МАРКА! Значит, решил исследователь, утерянная по каким-то причинам коллекция еще не найдена. Кешковский порылся в справочной литературе и обнаружил, что множество описанных гашеных конвертов других стран из этой коллекции также неизвестно филателистам. В таком случае прежде всего нужно было выяснить, КТО составлял опись, и что за марки и конверты в ней обозначены. Для этого нужно было пускаться по следам этого самого Дитриха.

Коттбус находится всего в 80 километрах от Зеленой Гуры, где проживал польский филателист. Найти семью бывшего эсэсовца ему не составило особого труда, и через некоторое время он узнал, что хоть Дитрих и не был никогда филателистом, но всю жизнь занимался поисками какой-то коллекции марок, тайна которой ушла вместе с ним в 1942 году, когда он погиб на Восточном фронте под Псковом. Большего его потомки сообщить не смогли, но посоветовали обратиться к Францу Букмастеру, который был другом Дитриха и до сих пор проживал в Эссене.

Теперь Кешковскому предстояло ехать в Вестфалию. Не без труда он нашел там этого Букмастера, но когда нашел, то добиться от него удалось немного. Во время второй мировой войны, со времени окончания которой прошло более полувека, Букмастер был летчиком-истребителем в системе ПВО Гамбурга, и он все пытался в деталях рассказать поляку о том, как в сорок пятом ему удалось сбить на “мессершмитте” своего однофамильца-американца . Ни о каких марках он и слыхом не слыхивал, твердил только, что Дитрих одержим был странной тайной какой-то принцессы Юлианы. Больше он ничего не знал, а вернее - не помнил. За долгие годы память его совершенно одряхлела, и многие вещи из нее просто-напросто выветрились. Так бы поляк и уехал из Германии не солоно хлебавши, но тут ему неожиданно помогла внучка Букмастера. Женщина рассказала о том, как после войны к ее деду приезжал младший брат Дитриха - военный моряк, и он вскользь упомянул как-то о том, что “ТА ВЕЩЬ”, которая очень интересовала покойного майора Отто, находилась якобы когда-то на борту австралийского крейсера “Сидней”. Больше она ничего не знала, а дед просто не помнил. Впрочем, она пообещала , что если что-нибудь узнает еще, то обязательно об этом сообщит...

Кешковский уехал из Эссена с легким чувством досады. Он понимал, что нашел часть важных ключей к разгадке, но главного все же не хватало. Треугольник “ОПИСЬ КОЛЛЕКЦИИ МАРОК” - “ТАЙНА “ПРИНЦЕССЫ ЮЛИАНЫ” - “КРЕЙСЕР “СИДНЕЙ” конечно хранил в себе искомую тайну, но студент подозревал, что поход по имеющимся следам может занять долгие годы, пока он не наткнется на нечто более достойное. Как бы там ни было, а поляку приходилось разбираться с тем что он уже получил.

Он решил начать именно с последнего, более знакомого. Крейсер “Сидней” вошел в историю как пример вопиющего легкомыслия со стороны командира военного корабля в боевых условиях. Этот корабль погиб в ноябре 1941 года в бою с фашистским рейдером “Корморан”, причем некоторые обстоятельства его гибели до сих пор так и остались невыясненными. После окончания боя, произошедшего 19 ноября, он попросту исчез в ночи, объятый адским пламенем сильнейшего пожара вместе со всем экипажем, и больше его никто не видел и о нем больше не слышал. Дело в том, что в 1941 году Индийский океан прямо-таки кишел немецкими крейсерами, замаскированными под торговые суда нейтральных стран и нарушающими судоходство союзников в этом районе. 19 ноября австралийский крейсер “Сидней”, патрулировавший прибрежные воды Западной Австралии, повстречался с “Кормораном”, выдававшим себя за голландского “купца”, и его командир проявил натуральную беспечность, не приняв всех необходимых мер предосторожности при встрече с подозрительным судном. Он позволил “голландцу” приблизиться к себе на расстояние прямой наводки замаскированных в палубных надстройках пушек и немедленно был расстрелян прямо в упор, причем почти вся его артиллерия была выведена из строя в первые же секунды боя. На нем начался сильнейший пожар, впрочем, машинное отделение пострадало мало, защищенное броней, что и позволило крейсеру кое-как выйти из под обстрела, и сотрясаемому взрывами боезапаса разгромленных артиллерийских башен, исчезнуть с горизонта навсегда. Из 800 человек, составлявших его экипаж, не спасся никто. Что за трагедия разыгралась на корабле, каков был его конец - затонул ли избитый крейсер в разыгравшийся ночью шторм, или пламя пожара достигло погребов боезапаса и “Сидней” взорвался? Что происходило на нем в последние часы, и почему абсолютно никто не спасся - эта тайна так и остается тайной уже более полувека. Спасшиеся с тоже подбитого и затонувшего от взрыва собственных мин “Корморана” немцы никак не могли прояснить ситуацию для пленивших их впоследствии австралийцев. И тут появляется брат Отто Дитриха и заявляет Букмастеру, что ему известно, что что-то, якобы, находилось на этом самом “Сиднее”... Откуда мог немецкий моряк знать про то, что делалось на вражеском крейсере до начала боя, даже если он и был тогда членом команды “Корморана”? Значит, с австралийского крейсера все же кто-то спасся, и попал к немцам в плен еще до того, как они сами не сдались австралийцам после высадки на побережье. А раз так, то все упирается именно в Дитриха-брата!

Кешковский решил возвращаться обратно в Коттбус, потому что о дальнейшей судьбе интересующего его человека Букмастеры не имели представления. Они рассказали только, что его звали Ганс, и если этот Ганс еще жив, то знает он уже поболее летчика-склеротика, даже если в такого же склеротика успел превратиться сам. По крайней мере он уж наверняка сможет припомнить, что там разыскивал его братец Отто всю свою жизнь. С “Сиднеем”, правда, было посложнее, но поляк старался сейчас о нем меньше думать. Его теперь более всего занимала таинственная принцесса Юлиана.

Однако с этой принцессой разобраться удалось гораздо быстрее, нежели Кешковский полагал. Для начала он принял версию о том, что принцесса - это почти всегда будущая королева (и в любом случае член королевской семьи), а королева Юлиана как раз до недавнего времени правила в Голландии. Но до 1949 года, как выяснилось, она была самой настоящей принцессой, и была ею целых сорок лет с момента своего рождения в 1909 году. Теперь оставалось понять, что за тайна, связанная с этой высокородной личностью, волновала немца Отто Дитриха, который был ее ровесником? И каким образом эта самая тайна может перекрещиваться с ФИЛАТЕЛИЕЙ, в частности - с описью ценной коллекции, обнаруженной при нем в России в 1942 году?

Вариантов было хоть отбавляй. Когда Кешковский приехал в Коттбус, то быстро понял, что в одиночку справиться ему будет трудновато, и придется раскошеливаться на полномасштабное расследование. Студент привлек к делу своего ближайшего друга - Ксимежа Фиалковского, и когда посвятил его в суть дела, Фиалковский тут же предложил свою версию “тайны принцессы Юлианы”, сообщив, что некогда существовал в Голландии пассажирский лайнер с таким названием. Этот лайнер после первой мировой войны совершал рейсы между Голландией и Голландской Индией (нынешней Индонезией), и затонул во время сильной бури, заставшей его 1 ноября 1923 года в Индийском океане южнее Мальдивских островов.

...Открытие этого факта имело последствия поистине потрясающие. Друзья навели о “Принцессе Юлиане” справки и выяснили, что лайнер и на самом деле погибла в указанном году и указанном месте. Но самое главное было не в этом. Кешковский узнал, что на этом корабле, как и на многих других лайнерах этой трансокеанской линии, была оборудована специальная палуба для перевозки так называемого “брандкаста” (“drijvende brandkast”), или попросту плавающего несгораемого ящика. В этот герметичный яйцеобразный ящик перед началом рейса загружали всю почту, оплаченную специальными марками а также наиболее ценные вещи пассажиров. Ящик весил более трех тонн и имел размеры два метра на четыре. Однако после катастрофы, постигшей “Принцессу Юлиану”, ящика в море так и не нашли, как ни старались, что позволяло предположить, что он по какой-то причине утонул вместе с кораблем. Некоторые свидетели из числа спасшихся все же уверяли, что видели ящик в волнах уже после гибели лайнера, но это дела не меняло. Компании было проще покрыть убытки из собственного кармана, чем затевать дорогостоящую поисковую экспедицию. “Брандкаст”, правда, был оборудован сигнальным устройством, но оно так и не сработало. Компания назначила немалое вознаграждение тому, кто поможет отыскать потерявшийся “брандкаст”, но за деньгами никто так и не явился до сих пор. Впрочем, через несколько месяцев эти приспособления были сняты с “вооружения” остальных кораблей линии, так как они себя не оправдали.

Полученная информация позволила исследователям соединить почти все факты, имевшиеся у них на руках, и получить хоть и расплывчатую, но все же довольно цельную картину проблемы. Кешковский предположил, что в 1923 году на “Принцессе Юлиане” из Батавии (*7) в Амстердам в непотопляемом “брандкасте” наряду с обычно почтой перевозилось нечто, имевшее непосредственное отношение к описи бесценной коллекции почтовых марок, которая была найдена у убитого Отто Дитриха. Возможно, там находилась и сама коллекция, и об этом каким-то образом и пронюхал Дитрих - об этом говорит сам факт его странного интереса к некоей “тайне”, связанной с голландским лайнером. Неясно, какими сведениями располагал немец на самом деле, но об утерянном в море почтовом ящике он знал наверняка. Его брат - моряк военно-морского флота - тоже был посвящен в тайну клада, и вполне вероятно, что после войны он привез для погибшего к тому времени брата сведения о том, что проплававший к тому моменту в океане почти 20 лет непотопляемый сейф был найден “Сиднеем” незадолго до своей трагической гибели. Возникал, правда, вопрос - каким таким образом он об этом узнал, но эта проблема была не самой главной. На данном этапе важнее было найти подтверждения этой гипотезе, а для этого исследователям следовало обратиться к архивам голландской почтовой службы и найти имена всех абонентов, арендовавших места для своих вещей в “брандкасте” накануне того последнего рейса.

Пока Кешковский и Фиалковский собирались отправиться в Амстердам, от их добровольных помощников, которые на разных этапах подключились к расследованию, поступили сведения, из которых стало известно, что старика Ганса Дитриха в живых давно уже нет, потому что он помер еще в 1981 году, но зато в Гамбурге живет человек, который был матросом на “Корморане” в том походе, и знавал Дитриха не по наслышке. Когда он узнал о том, что нашлись люди, разыскивающие любую информацию о “деле утерянного брандкаста”, он пригласил Кешковского для весьма интересного, как он утверждал, разговора.

Ради этой многообещающей встречи исследователи изменили свои планы, и вместо Голландии отправились прямиком в Гамбург. Старого моряка звали Хайнц Калле. Ему было далеко за семьдесят, но на вид он был еще довольно крепок. Да и с мозгами у него все было в порядке, в отличие от Букмастера. Однако мужик он был не промах, и с самого начала заявил, что за сведения, которые он нам собирается предоставить, нам придется выложить кругленькую сумму. Сперва Кешковский решил, что Калле просто хочет сообщить ему о том, что он знал и о чем догадывался и без него. Но это оказалось не так. Для начала он рассказал поляку о вещах, которые в свое время узнал от Ганса Дитриха про клад, заключавшийся в голландском “брандкасте”, а затем подтвердил свой рассказ многочисленными документами. Выслушав Калле, исследователи поняли, что их поездка в Голландию оказалась совершенно излишней. Калле сделал основную часть работы за них, и поэтому уплаченные ему деньги были сущим пустяком в сравнении с тем, во что бы Кешковскому вылилась эта затея с самостоятельным расследованием. После войны, когда Гансу Дитриху стало известно о гибели своего брата на Восточном фронте, он сам нашел сведения о том, что конкретно содержалось в пропашем в море непотопляемом металлическом ящике, и что именно разыскал Отто. А разыскивать было что. Судите сами.

НЕУЛОВИМЫЙ "БРАНДКАСТ"

3.

Как известно, историческое сражение “Корморана” с австралийским крейсером произошло 19 ноября 1941 года. Германский рейдер был простым, хоть и быстроходным, торговым судном, вооруженным несколькими 150-мм пушками, предназначенными для обстрела таких же самых кораблей, как и он сам. Но в ходе скоротечного боя эти лёгкие пушки благодаря умелому их применению успели надавать бронированному монстру так сильно, что тот не смог даже толком ответить, и охваченный страшным пожаром, еле унёс ноги.

Однако досталось и “Корморану”. Один из немногих снарядов, выпущенных из орудий “Сиднея” в самом начале, прошил тонкий борт рейдера и взорвался в машинном отделении. Противопожарная система по несчастливому для немцев стечению обстоятельств вышла из строя, и пламя из машинного отделения быстро перекинулось в трюм, где хранились мины. Капитан дал приказ немедленно оставить готовый взорваться корабль. Почти вся команда “Корморана” в составе 317 человек, за исключением погибших, попрыгала в шлюпки и отплыла прочь. Через 20 минут в трюме взорвался весь запас мин, и вскоре немцы остались один на один с тропическим океаном...

Ганс Дитрих служил на “Корморане” командиром артиллерийского орудия, и в том же самом расчете находился и его приятель по морской школе - Хайнц Калле. Во время эвакуации с погибающего рейдера они оказались в одной шлюпке. После взрыва “Корморана” моряки подобрали в воде тяжело раненного лётчика с “Сиднея”. Впрочем, по воспоминаниям Калле, не так уж и тяжело тот был ранен, как хотел показать, потому что, убедившись в миролюбии немцев, которые к тому же прекрасно понимали, что им и самим не избежать плена, он оказался очень разговорчивым. Беседуя с ним, Ганс Дитрих и не предполагал, как близко находится к тайне, которой мучился его брат, и которая так нелепо сгубила его карьеру, судьбу и, без всякого сомнения, саму жизнь. Но когда австралийский лётчик стал рассказывать про какой-то странный буй, который моряки “Сиднея” выловили буквально за час до встречи с “Кормораном”, он насторожился. Он слушал пленного и не верил своим ушам - этот буй, без всякого сомнения, и был тем самым “брандкастом”, утерянным почтовой службой Голландии за 18 лет до этого почти двумя тысячами миль севернее от этого самого места! Дитрих вспомнил карты течений Индийского океана, которые показывал ему брат и удивился, насколько точно по времени и пространству сбылись предсказания Отто... Он стал расспрашивать лётчика о том, что стало с “брандкастом” - успели его вскрыть до начала боя, или нет?

Лётчик ответил, что ящик обнаружили случайно, высматривая японские подводные лодки (*8), и сначала подумали, что это плавучая мина. Капитан распорядился расстрелять опасную находку из мелкокалиберной пушки, но ящик так глубоко сидел в воде, что наводчики никак не могли поймать его в прицел. Тогда решили уничтожить его с помощью взрывчатки, для чего на воду спустили шлюпку. И только тогда, когда подрывная команда приблизилась к этой “мине”, стало ясно, что это старый сейф, и он скрывает в себе нечто, наверняка достойное внимания. К тому же надписи, выгравированные на герметической крышке сейфа подтвердили, что это плавающий почтовый ящик голландского происхождения, и хотя про “Принцессу Юлиану” и ее утерянный “брандкаст” на “Сиднее” не слышал никто, было решено поднять его на палубу и поскорее ознакомиться с содержимым...

“Корморан” появился на горизонте как раз в том момент, когда капитан собирался отдать приказ на вскрытие найденного ящика. Работы пришлось отложить. Когда с “Корморана” прозвучали первые залпы, “брандкаст” находился на верхней палубе недалеко от катапульты, на которой располагался готовый к взлёту самолет. Пленный рассказал, что в тот миг, когда он готовился стартовать, в катапульту угодил снаряд, выпущенный из немецкой пушки, и снёс ее за борт вместе с самолетом. Лётчик сильно ударился головой о приборы, и очнулся только тогда, когда самолет полностью ушел в воду. Глаза заливала кровь из разбитой головы, обе ноги были сломаны, но ему каким-то чудом удалось выбраться из затопленной кабины и всплыть на поверхность. Тут рядом упал еще один немецкий снаряд, он оглушил летчика, и тот вторично потерял сознание...

Впрочем, и этих сведений Дитриху было достаточно для того, чтобы до конца осознать, что судьба свела его наконец с этим неуловимым “брандкастом”, хотя дальнейших преимуществ и не сулила. Если “Сидней” не затонул после пожара, а сумел дотащится до базы, то на всей затее Отто Дитриха можно смело ставить большой и жирный крест. Но если крейсер все же каким-то чудом пошел на дно, и “брандкаст” всплыл с его палубы... Впрочем, Дитрих решил не изводить себя всякими догадками. С него было достаточно и осознания того факта, что драгоценный клад всё же СУЩЕСТВУЕТ!

Через два дня немцы добрались до Австралии и сдались, потому что ничего иного им делать просто не оставалось. Долгих четыре года моряки находились в плену, и все эти годы Дитриху не давала покоя мысль о том, что бесценный клад достанется англичанам или американцам. Но каково же было его удивление и радость, когда он наконец узнал, что “брандкаст” снова ускользнул из человеческих рук, как это было в случае с Рейном Ньютоном. “Сидней” пропал без вести вместе со всей своей командой, а это значило, что он все-таки пошел на дно, и до внутренностей голландского почтового ящика добраться так никто и не успел.

Новость окрылила немца. Война закончилась, и у Дитриха появилась прекрасная возможность заняться поисками коллекции вплотную. Однако когда Ганс вернулся из плена в разоренную войной Европу, он узнал, что Отто уже давно нет в живых. Зато в наследство ему достались все архивы брата, спрятанные в тщательно замаскированном в подвале их старого дома сейфе. Ганс Дитрих не раздумывая рассказал все своему приятелю Хайнцу Калле, и взял его в компаньоны. За поиски клада они принялись вдвоем.

Для начала компаньоны выяснили, что профессор Ян Маленс по-прежнему жив и здоров, вернулся в освобожденную Голландию, и остается прямым наследником утерянной коллекции. Его нечестивый брат, сотрудничавший с оккупантами, в 45-м сбежал из страны вместе с отступающими гитлеровцами, а после разгрома рейха вообще исчез с горизонта, но друзья резонно предположили, что он вполне мог тоже заняться поисками “брандкаста”. Приходилось спешить. В 1953 году Дитрих и Калле отправились в Джакарту на поиски архивов бывшего директора голландской колониальной почты, и вскоре им наконец удалось отыскать п о л н у ю опись отправленной в 1923 году на лайнере “Принцесса Юлиана” коллекции...

Ганс Дитрих не был так натаскан в филателии, как его брат Отто, но и он при первом же беглом взгляде на эти списки понял, что в них присутствуют почтовые выпуски государственных почт абсолютно всех стран мира, начиная с 1852 года, а также большое, прямо-таки огромное количество частных выпусков начиная от почтмейстерских марок США середины прошлого века, и заканчивая самыми редкими ныне русскими “земствами”. Не было в коллекции Маленса, правда, ни одного экземпляра знаменитой “Британской Гвианы” 1856 года, но зато “Голубых Маврикиев” насчитывалось целых семь штук, причем три из них - на конвертах, прошедших почту. Уже позже, когда друзья снова вернулись на родину и показали опись одному компетентному марочному торговцу, то узнали, что эта коллекция, если бы была найдена, могла “тянуть” не менее чем на 50 миллионов долларов, а если ее распродать на аукционах по частям - то и на все СТО!

Но как бы там ни было, а опись - это еще далеко не богатство. Дитрих принялся, также как и в свое время его брат, тщательно изучать карту течений Индийского океана, но это занятие тоже не принесло ему желанного утешения. Было ясно, что в 1941 году “брандкаст” находился в русле течения, которое у берегов Западной Австралии разделяется на два одинаковой мощности потока - один этот поток поворачивает на север, а другой огибает южную оконечность пятого континента и выходит прямиком на бескрайние просторы Тихого океана. Если ящик все-таки всплыл на поверхность океана после гибели “Сиднея”, то в какую сторону, спрашивается, он мог отправиться? Судя по скорости этих двух течений, “брандкаст” должен был сейчас находиться либо где-то около того места, где был утерян за 30 лет до этого, либо где-то между Новой Зеландией и островом Пасхи...

Открытие это Дитриха мало обрадовало, да и Калле начинал уже сомневаться в успехе начатого предприятия. Он все чаще и чаще твердил о том, что за столь долгие годы герметичность сработанного голландцами ящика не могла не нарушиться в результате беспрестанной болтанки в волнах, к тому же нельзя было сбрасывать со счетов неминуемое обрастание железной оболочки морскими организмами, из-за чего “брандкаст” мог потерять свою изначальную плавучесть, и медленно погрузиться на морское дно. Калле тщательно изучил чертежи, добытые в архивах фирмы, выпускавшей эти ящики, и пришел к выводу, что конструкция этих изделий была не столь уж и совершенна, как рекламировали ее сами голландцы, а то, что он проплавал в океане почти 20 лет до того самого момента, как был обнаружен “Сиднеем” - чистая случайность. Он предположил даже, что железный ящик вполне могло разнести вдребезги во время боя снарядом, учитывая высокую интенсивность артиллерийского огня с “Корморана”, тем более что он, по словам австралийского пилота, находился на простреливаемой со всех сторон открытой палубе крейсера.

Дитрих не поддержал его сомнений, но и не спорил. В чем-то его компаньон мог быть и прав...

Калле и Дитрих вернулись в Германию практически ни с чем. Единственное, что им осталось сделать - это явиться к Яну Маленсу и добиться у него официального разрешения на поиски принадлежащей ему коллекции, в надежде заинтересовать открывающимися перспективами какого-нибудь спонсора, и в случае удачи получить если уж не все богатства, то хотя бы законное вознаграждение за участие в экспедиции. Но к тому времени как компаньоны пришли к этому решению, Ян Маленс умер от старости. Вскоре умер и Ганс Дитрих, подхвативший в Индонезии тропическую язву. Энтузиазм Калле быстро угас. Сначала он хотел продать собранный материал по “делу Маленса” какой-нибудь газете “пожирнее”, но затем передумал в надежде воспользоваться им в будущем самому. Но годы шли, случай все не подворачивался, пока на горизонте не “засветился” польский студент Кешковский со своим расследованием... А на ловца, как известно, и зверь бежит.

ЦАРСКИЕ МИЛЛИОНЫ

ЗОЛОТОЙ ЭШЕЛОН ИСЧЕЗ НА УРАЛЕ

Умы людей по сей день будоражит клад последнего российского императора. Хотя в народе его и называют кладом Николая II, русский царь имеет к нему лишь косвенное отношение.

В начале осени 1916 года, опасаясь вторжения немецких войск в столицу, царь приказал эвакуировать золотой запас Санкт-Петербургского монетного двора в Москву. Тем временем начались демонстрации, забастовки и сильные волнения в народе. “Золотой эшелон” отбыл из города на Неве как раз в канун Февральской революции. Прибыв в Москву и доложив градоначальнику о прибытии спецгруза, начальник охраны понял, что городским властям не до эшелона: по городу бродили толпы пьяной черни, по ночам гремели выстрелы. Поручик контрразведки телеграфировал лично царю о положении дел, на что получил четкий приказ: “Эвакуировать поезд на Урал, в город Екатеринбург! Сдать груз на хранение в подвалы государственного банка!”

И поезд ушел…

Только в 1919 году в протоколах допросов Екатеринбургского ЧК всплыла фамилия молодого поручика, агента 4-го отделения Тайной полиции, офицера контрразведки, доставленного, а вернее выкраденного большевиками из Китая. Но офицер не нарушил клятву верности, данную императору всея Руси, и умер, не проронив ни слова, не выдав своих солдат и место захоронения груза.

Чекистам, правда, удалось узнать, что, прибыв в Екатеринбург, офицер счел благоразумным не передавать золото продажным временщикам, а укрыть его в земле. Поезд, состоящий из трех вагонов и паровоза, ушел по одной из железнодорожных веток, и на пустынном переезде ящики сгрузили. В них (по данным отгрузочных накладных Монетного двора Санкт-Петербурга) находилось 1360 килограммов золотых монет. Досконально известно, что сопровождали груз пятеро солдат, капрал и поручик. В поезде ехала “приблудная баба”, то ли спекулянтка-мешочница, то ли беженка, невесть как попавшая в эшелон. Закопав драгоценный груз в землю, капрал и поручик с несколькими слитками золота в вещмешках ушли за кордон, а солдаты вернулись к своим семьям.

...Золото Николая II не найдено до сих пор. Уральский НКВД, а позднее УФСБ почти каждое десятилетие снаряжал на его поиски своих людей, но безрезультатно. Уральская земля хранит тайну.